О минувшем экспедиционном сезоне мы беседуем с членом-корреспондентом РАН, доктором исторических наук, профессором, заведующим Центром политической антропологии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН Николаем Крадиным, сообщает пресс-центр ДВО РАН со ссылкой на газету «Дальневосточный учёный».

- Николай Николаевич, на последнем заседании Президиума ДВО РАН вы выступали с научным докладом «Кочевники средневековья в мировой истории». Был какой-то повод?

Это было подведение итогов некоего промежуточного этапа изучения Монголии и соответственно Центральной Азии, и попытка обрисовать тот круг проблем, которыми хотелось бы заниматься в будущем. В прошлом году исполнилось 10 лет, как дальневосточные археологи ведут раскопки в степях Монголии. Что касается лично меня, то я занимаюсь изучением кочевых цивилизаций фактически ещё со студенческих времен.

- Где вы работали в минувшем экспедиционном сезоне?

В прошлом году мы работали в Забайкальском крае (около границы с Монголией), в Монголии и во Внутренней Монголии в Китае. В Забайкалье это комплексный проект, в котором принимают участие учёные Прибайкалья, Забайкалья и Дальнего Востока. Он посвящён изучению кочевых цивилизаций Забайкальского края на протяжении нескольких исторических периодов. Участвовали с одной стороны сотрудники нашего института, там моя правая рука – кандидат исторических наук Светлана Саранцева, студенты ДВФУ, из которых, надеемся, вырастим хороших специалистов и они будут заниматься данной тематикой, и коллеги из Тихоокеанского океанологического института ДВО РАН. В таком составе мы работаем второй год. Кроме того, участвуют студенты Забайкальского государственного университета во главе с давним партнёром и крупным специалистом по кочевым цивилизациям доцентом Евгением Викторовичем Ковычевым и моим хорошим другом профессором Иркутского технического университета Артуром Викторовичем Харинским. Он там возглавляет лабораторию, которая занимается изучением древних технологий. С этими археологами в данном регионе мы работаем с 2008 года, продолжая предыдущий проект. Ранее мы обследовали часть вала на территории Забайкалья. Надо сказать, что большую помощь нам оказывает губернатор Забайкальского края Константин Константинович Ильковский и Министерство культуры региона во главе с Виктором Кирилловичем Колосовым.

- Вы говорили, что археология оснащается новым инструментарием, вооружается новыми методами, которые вы применили в Забайкалье…

В практике полевых археологических исследований всё более широкое применение находят различные естественно-научные методы. Прежде всего, это использование геомагнитной съёмки. В Забайкалье совместно с коллегами из ТОИ ДВО РАН (руководит этими работами кандидат геолого-минералогических наук Елена Александровна Бессонова) проводим геомагнитную съёмку всех важных памятников эпохи средневековья. Геофизические методы позволяют выявить до проведения раскопок, какие объекты могут располагаться под землёй. Мы хотим составить такую карту, которая позволит понять, что находится под почвой, где, какие здания, стены, иные конструкции, с тем, чтобы лучше представить планиграфию всего поселения или городища, что даёт возможность археологам лучше планировать раскопки. Это, как бы поточнее сказать, – не уничтожающая археология. Она позволяет реконструировать объекты, находящиеся под слоем земли. И что интересно, прямо на месте можно обработать данные и получить предварительные результаты.

- Вы проверяли достоверность этих данных?

Мы решили сначала полностью сделать съёмку, а потом начинать раскопки. Это уникальные археологические памятники и нам хочется их раскопать с помощью самых современных методов с очень высоким качеством, чтобы потом не было стыдно перед коллегами, которые работают на высоком технологическом уровне.

- И что показала съёмка в минувшем сезоне в Забайкалье? Какие картинки вы «увидели»?

Геомагнитные исследования этого года позволили «увидеть», что находится на месте бывшего Кондуйского дворца, который принадлежал крупному монгольскому хану, судя по всему, потомку Чингисхана. Благодаря этому методу, удалось найти следы конструкций, которые стояли внутри под ровной поверхностью платформы. В XIX веке дворец впервые был исследован известным археологом и основателем Читинского областного краеведческого музея А.К. Кузнецовым, об этом он написал в книге «Развалины Кондуйского городка и его окрестностей», вышедшей в 1925 году во Владивостоке. В конце 1950-х годов дворец, особенно его южную часть, где жила элита, исследовал выдающийся археолог, член-корреспондент АН СССР Сергей Владимирович Киселёв. Но вокруг дворца множество нераскопанных холмов и платформа, на которой лежат фундаменты колонн, где когда-то были установлены гранитные драконы. Часть из них находится в Читинском, Краснокаменском музеях, остальные где, неизвестно. Любопытно, что остатки Койдунского дворца, в частности, каменные базы и изваяния драконов, в середине ХIX века были использованы при строительстве православной церкви Рождества Богородицы в селе Кондуй. Сейчас эта церковь – уникальный исторический и археологический памятник, к сожалению, находится в плачевном состоянии.

- Николай Николаевич, ваша деятельность в Монголии в прошлом году увенчалась открытием…

Мы продолжали исследование фортификационной системы «вала Чингисхана». Он проходит по территории Монголии, России и Китая и имеет протяжённость около семисот пятидесяти километров, до полутора метров в высоту и до пятнадцати в ширину. В этом году мы прошли большую часть монгольского вала, наверное, мы первые, кому это удалось на всей территории Монголии, России и Китая. И что интересно – вдоль всего вала обнаружили более пятидесяти городищ и сейчас готовим отчёт в виде небольшой книжки, где вся информация будет обобщена. Кроме того, мы гордимся тем, что нам удалось датировать этот вал. Китайские учёные много лет спорят, является ли он чжурчженьским, или киданьским. Так вот, нам удалось обнаружить на пятнадцати памятниках керамику киданей. В том числе и по этим признакам сделан вывод, что вал не мог быть сооружён чжурчженями, влияние которых так далеко в Монголию не распространялось. Таким образом, мы доказали, что «вал Чингисхана» был построен в киданьскую эпоху, и тем положили конец спорам о времени его сооружения.

Далее предстоит узнать, кто, конкретно когда и с какой целью построил этот вал, потому что это очень трудоёмкая, громадная работа, это аналог Великой китайской стены. Однако наше сооружение не могло остановить большую армию. Задача новых исследований – найти об этом информацию в письменных источниках, и, кроме того, провести исследования городков, чтобы понять, какую они играли роль и почему по своей конструктивным особенностям городища в восточной части вала отличаются от городков, находящихся на западе. Есть предположение, что вал либо начинали строить с двух сторон разные архитекторы, либо позже предпочтения строителей поменялись. Я считаю, что это очень интересное открытие, и мы в ближайшее время сообщим об этом в авторитетных зарубежных журналах, чтобы показать приоритет нашей российской науки в изучении таких крупных приграничных сооружений. Исследование границ свидетельствует о том, что данные валы служили не столько барьером, разграничивающим народы, а скорее местом осуществления контактов между различными культурами. Римляне пытались отгородиться от варваров так называемым лимосом, а оказалось, этот лимос стал объектом взаимодействия варварских и римских культур. То же самое и с Китаем, там построили Великую стену, но это только интенсифицировало торговые и культурные контакты между кочевниками и китайцами. Судя по всему, подобная ситуация была и в Забайкалье. Думаю, это следующий этап наших исследований.

- Какие ещё у вас планы на экспедиционный сезон-2014? Не будет ли препятствий в связи с известными структурными изменениями РАН?

Я надеюсь, что в этом году в Забайкалье мы обследуем и всю западную часть и изучим территорию к северу от дворца. По мнению А.К. Кузнецова, на севере было поселение простых людей, обслуживающих дворец. Я считаю, что это важно, тем самым мы получим представление не только о жизни элиты, но и простых людей, живших в ту эпоху. Эта информация позволит понять, что из себя представляли городки вдоль вала: это пограничные крепости, где жили пограничники киданьского времени, или какие-то пункты торгового обмена… Но для того, чтобы иметь комплексную картину, нужно исследовать весь вал. В 2013 году мы получили грант РГНФ на дальнейшее изучение вала, планируем дальше работать с геофизиками и надеемся получить с их помощью интересные результаты. Для решения поставленных задач нужно специальное оборудование: частично оно имеется у наших коллег, нам также помогает ДВФУ, но нужны более современные приборы и сейчас в нынешней ситуации трудно представить, как это можно будет сделать.

Видимо, будем стеснены в средствах в новом полевом сезоне, хотя финансирование на этот год имеется в виде продолжающегося гранта РФФИ. К сожалению, ослабление курса рубля подрывает наш экспедиционный бюджет, особенно при поездке в Монголию, когда при переводе денег в валюту теряется 20 процентов средств. А поскольку продовольственный кризис затронул и Монголию, я не представляю, что будет дальше. Однако исследования надо продолжать, они очень важны с точки зрения приоритетов страны и для международной археологии, потому что в тематике изучения кочевых цивилизаций пальма первенства пока остаётся за нашей страной. Я считаю, что это одно из наших серьёзных достижений, которые будут востребованы в мировой археологической и исторической науке, и мы ни в коем случае не должны сдавать свои позиции.

- Николай Николаевич, а чем закончилась история о гене Чингисхана?

Как вы помните, в прошлый раз я рассказывал, что нам не удавалось найти мужское погребение, которое прояснило бы этот вопрос. А в этом году на могильнике Окошки в районе Хирхиринского городища группой под руководством профессора Харинского такое погребение было найдено, оно датируется XIII–XIV веком. После анализа костного материала, наверное, у нас будут новые результаты касательно проблемы, связанной с геном Чингисхана. Тогда сможем сказать, имеет ли тот генетический материал, который был выделен американскими антропологами, отношение к древним монголам и к их распространению на запад. Если нет, тогда, скорее всего, эта проблема надумана и раздута СМИ. В любом случае, результаты, которые получим, будут интересны с точки зрения генетики древнемонгольского населения, потому что на этой территории, если не родился Чингисхан, то популяция, в которую он входил, проживала там. Уточнить это важно, так как споры вокруг его рождения имеют политический и территориальный аспект – Чингисхан бывал и в России, и в Монголии, и в Китае, и каждая из сторон претендует на первенство. Но он кочевник и, скорее всего, почил на территории Монголии, хотя, то место где он родился, называется Делюн-Болдок, в переводе с монгольского урочище «Селезёнка», аналогичное название имеет долина в Забайкалье около реки Онон. А то, как различные исторические герои и исторические концепты влияют на реальные национальные интересы тех или иных государств, это уже предмет теории национализма.

- Что вам удалось ещё подтвердить или опровергнуть по результатам ваших экспедиционных исследований?

Все годы работы в Монголии всё больше и больше склоняют меня к выводам, что связи между разными частями мира были гораздо более интенсивными, чем нам казалось ранее. Например, в Италии несколько лет назад было раскопано безынвентарное погребение женщины, возможно, рабыни, которая по результатам генетических исследований была родом из Южного Китая. Наши монгольские и южнокорейские коллеги раскопали могилу воина (бывшего родом из Италии), в могильнике хуннского времени в Восточной Монголии. Может быть, это был последний из воинов затерянного легиона Красса. Данные генетики ещё раз подтверждают, что мощные миграции существовали уже в глубокой древности. Отчасти в этой тематике сейчас такой разворот в гуманитарных науках: в истории, в антропологии, археологии. В условиях глобализации массовые миграции, контакты между разными цивилизациями рассматриваются не столько как простое передвижение людских масс, а как сложный социальный процесс, играющий значительную роль в истории человечества.

Справка

Крадин Николай Николаевич (род. 17 апреля 1962 года в пос. Онохой Заиграевского района Бурятской АССР) - российский ученый, историк, археолог, антрополог. Доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН. Заведующий Центром политической антропологии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток. Заведующий кафедрой всеобщей истории, археологии и антропологии ДВФУ. Член редакционного совета журнала «Социальная эволюция и история». Отец - российский историк архитектуры, член-корреспондент РААСН Николай Петрович Крадин.

Николай Николаевич Крадин (17 апреля 1962, п. Онохой, Бурятской АССР) — российский учёный, историк, археолог, антрополог. Доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН.

Заведующий Центром политической антропологии Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, Владивосток. Член редакционных советов журналов «Социальная эволюция и история», «Журнал социологии и социальной антропологии», «Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История. Филология», а также редколлегий журналов «Археология, этнография и антропология Евразии», «Краткие сообщения института археологии», «Вестник СПбГУ», сер. 13 «Востоковедение, африканистика», «Archaeological Research in Asia» и др.

Николай Николаевич Крадин родился в семье историка архитектуры Николая Петровича Крадина. Детство будущего учёного прошло в Ленинграде, где отец Николая проходил обучение на архитектурном факультете Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина Академии художеств СССР. В 1970 году Николай пошёл в школу. После окончания обучения отца в Академии художеств в том же году переехал вместе с родителями в Хабаровск, где в 1979 году окончил среднюю школу № 34. В 1980 году Крадин поступил на дневное отделение исторического факультета Иркутского государственного университета, которое окончил в 1985 году.

С 1985 года Николай Крадин работает в Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. В 1990 году досрочно за год до окончания аспирантуры в специализированном совете при Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН защитил кандидатскую диссертацию на тему «Социально-экономические отношения у кочевников (Современное состояние проблемы и её роль в изучении средневекового Дальнего Востока)». Научный руководитель — д.и.н. Э. В. Шавкунов.

В 1999 году в Санкт-Петербургском филиале Института востоковедения РАН Николай Крадин защитил докторскую диссертацию на тему «Империя Хунну (структура общества и власти)». В 2001 году ему было присвоено звание профессора по кафедре социальной антропологии. В декабре 2011 года был избран членом-корреспондентом РАН.

Преподавательскую деятельность Николай Крадин начал в 1994‑1995 гг. профессором кафедры всеобщей истории Уссурийского гос. пед. института, с 1996 по 2011 год преподавал в Дальневосточном государственном технических университете (ДВГТУ), а с 2000 по 2011 гг. в Дальневосточном государственном университете (ДВГУ). В ДВГТУ в 1999‑2011 руководил первой на Дальнем Востоке кафедрой социальной антропологии, а после объединения этих вузов в Дальневосточный федеральный университет (ДВФУ) с 2011 по 2016 гг. Н. Н. Крадин возглавлял в нём кафедру всеобщей истории, археологии и антропологии. Читал также лекции в университетах Монголии, Китая, Чехии, Франции и Германии.

Книги (13)

Альтернативные пути к цивилизации

В монографии, подготовленной международным авторским коллективом в составе видных ученых из восьми стран, на конкретных примерах ранних обществ Евразии, Тропической Африки, доколумбовой Америки и Океании рассмотрены альтернативные исторические пути к цивилизации.

Использование Последних данных социальной антропологии, этнографии, археологии, сравнительных конкретно-исторических исследований позволило авторам критически переосмыслить устоявшиеся воззрения на историческое развитие как относительно единообразный процесс и заложить основы кардинально новой — нелинейной общей теории социокультурной эволюции.

Для историков, антропологов, этнографов, этологов, археологов, философов, социологов, культурологов, представителей других наук об обществе. Может использоваться в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений по широкому кругу социально-гуманитарных специальностей.

Империя Чингис-хана

В книге рассказывается о том, как небольшой и мало кому известный народ—монголы, возглавленные Чингис-ханом, за короткий срок создали могущественную державу" сокрушившую несколько цивилизаций средневековья. Феномен Чингис-хана рассмотрен в монографии на базе новейших теоретических открытий в области социокультурной и политической антропологии.

Авторы по-новому интерпретируют основные события монгольской истории, проводят системный анализ собственно монгольского общества XII-XIII вв., его социальной структуры и общественной организации, выявляют геополитические, социально-экономические, культурные предпосылки образования империи, характер ее отношений с земледельческим миром.

История киданьской империи Ляо (907-1125)

Данная работа представляет собой первое обобщающее монографическое издание на русском языке, посвященное киданьской империи Ляо (907-1125).

Книга суммирует наиболее полные результаты исследований киданьского общества на основе изучения письменных источников, а также современных достижений киданьской археологии. Последовательно рассматривается история ранних киданей, история империи Ляо, археологические памятники киданей, их материальная культура, экономика, территориально-административное устройство, общественный строй.

Кочевники Евразии

В данную книгу включены наиболее интересные работы известного российского кочевниковеда Н.Н. Крадина, опубликованные в различных изданиях, а также прочитанные в качестве докладов на международных конференциях последних лет.

Оригинальная авторская концепция показывает, что для номадов был характерен особый, своеобразный путь социальной эволюции. Ряд сюжетов посвящен историографии кочевниковедения, другие разделы — различным аспектам истории, археологии и этнографии номадов Евразии.

Большое внимание уделено теоретическим вопросам истории кочевого мира и происхождения государственности, современным теориям исторического процесса, специфике историко-антропологического прочтения летописных источников, методике компьютерного анализа археологических материалов. Хронологически книга включает разделы, посвященные кочевникам самых различных эпох — от древности до наших дней, — хунну, монголам, бурятам и др.

Кочевые общества (проблемы формационной характеристики)

В монографии дается состояние дискуссии о характере общественного строя кочевых обществ. Анализируется экономический базис номадизма, его социально-экономическая структура и формы социополитической организации. Предлагается нетрадиционное решение вопроса формационной природы кочевничества.

Для историков, этнографов, археологов, философов, а также всех, кто интересуется дискусионными проблемами докапиталистических обществ.

Между Востоком и Западом: движение культур, технологий и империй

В сборник включены доклады участников III Международного конгресса средневековой археологии евразийских степей (Владивосток, 2-6 мая 2017 г.).

Доклады охватывают широкий круг вопросов, связанных с изучением истории и археологии средневековых государств и империй Евразии, коммуникаций и связей между культурами и цивилизациями, массовых миграций и диффузий культурных и технологических импульсов. Территориально тематика представленных докладов включает материалы от Болгарии и Крыма до Дальнего Востока. Хронологические рамки — от хунну и гуннов до этнографического времени. Много внимания уделено естественно-научным методам в археологических исследованиях.

Книга предназначена для археологов и историков, специализирующихся в области средневековой истории и археологии Евразии, а также преподавателей, аспирантов и студентов исторических специальностей.

Монгольская империя и кочевой мир

Сборник посвящен истории Монгольской империи Чингис-хана.

На широком сравнительно-историческом фоне рассматриваются проблемы типологии кочевых обществ, социально-политическая организация монгольского общества, идеологическая и правовая система Монгольской империи. Много внимания уделено рассмотрению отношений монголов с земледельческими цивилизациями. В числе авторов книги известные ученые из многих стран, специализирующиеся в области изучения кочевых обществ.

Книга будет полезна не только специалистам в области истории, археологии и этнографии кочевого мира, но и более широкому кругу читателей, интересующихся историей кочевничества, монгольской истории и истории цивилизаций, в том числе преподавателям вузов, аспирантам, студентам.

Монгольская империя и кочевой мир. Книга 2

Сборник является продолжением изданной в 2004 году одноименной книги, посвященной истории Монгольской империи, и результатом работы коллектива ученых России, Монголии и других стран, участвовавших в конференции, которая состоялась в сентябре 2004 года в г. Улан-Удэ и была проведена Институтом монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН.

Было продолжено обсуждение проблем типологии кочевых обществ, специфики их социально-политической организации, идеологии и права. Затронуты вопросы научной интерпретации значения Монгольской империи в прошлом и ревитализация интереса к ней в XX в.

Монгольская империя и кочевой мир. Книга 3

Материалы международной научной конференции.

Монография посвящена истории Монгольской империи Чингис-хана. На широком сравнительно-историческом фоне рассматриваются проблемы типологии кочевых обществ, социально-политическая организация монгольского общества, идеологическая и правовая система Монгольской империи. Много внимания уделено рассмотрению отношений монголов с земледельческими цивилизациями. В числе авторов книги известные учёные из многих стран, специализирующиеся в области изучения кочевых обществ.

Книга будет полезна не только специалистам в области истории, археологии и этнографии кочевого мира, но и более широкому кругу читателей, интересующихся историей кочевничества, монгольской историей и историей цивилизаций, в том числе преподавателям вузов, аспирантам, студентам.

Политическая антропология

Систематически излагается история политантропологических учений, анализируются основные современные школы и течения в этой области.

Рассматриваются социобиологические и культурные основы власти, формы социальной стратификации и мобильности. Исследуются структура власти и эволюция лидерства в различных типах обществ. Большое внимание уделяется феномену государства, причинам его возникновения, путям политогенеза, типам и формам государственности.

Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальностям Политология и Социальная антропология. Может использоваться в учебном процессе по широкому кругу специальностей и направлений при углубленной подготовке магистров в области политических наук. Представляет интерес для ученых и специалистов в области политологии, культурологии, социологии, антропологии и других социально-гуманитарных дисциплин.

Социальная структура ранних кочевников Евразии

Целью работы является демонстрация опыта реконструкции системы статусов и рангов в архаических обществах на основе археологических данных. Эта проблема рассматривается авторским коллективом на примере изучения социумов так называемых ранних кочевников Евразии. В научный оборот вводится значительное количество источников, предложена их интерпретация. Много внимания уделяется методическим и теоретическим проблемам «социальной археологии», общим вопросам эволюции кочевников скотоводов Евразии.

Издание окажется полезным не только как методическое пособие для осуществления реконструкций социальной структуры по археологическим материалам, но и послужит стимулом для дальнейшего развития социальной археологии номадизма в нашей стране в целом. Оно рассчитано на археологов, историков, социологов, культурологов, этнографов и других исследователей, занимающихся изучением кочевников.

Последовательно раскрываются различные теории исторического процесса, начиная с глубокой древности и до наиболее популярных теорий XX-XXI вв. (марксизм, цивилизационный подход, теории модернизации, мир-системный анализ и др.). Детально рассмотрены основные факторы исторического процесса (природа, демография, роль личности и пр.), наиболее влиятельные теоретические парадигмы (школа «Анналов», тендерная история, история повседневности и пр.). Большое внимание уделено инструментарию историка — различным методам социального и исторического познания.

Предназначено для студентов, аспирантов и всех интересующихся теорией истории.

Антропологические теории политогенеза развивались в известной степени независимо от теории политической науки, хотя любой антрополог, знакомый с работами современных политологов, может найти очень много общего в механизмах формирования архаических и современных политических институтов. Если взять, например, широко известные труды Роберта Михелса, посвященные социал-демократическим партиям Западной Европы XX века, то при внимательном чтении все больше и больше склоняешься к мысли, что со времен первых вождеств – номов Шумера и Египта мало что изменилось в социальной практике людей.

Михелс показывает, что любая политическая партия или профсоюзная организация сталкивается в своей деятельности с различными проблемами (организация политических кампаний и выборов, печатная деятельность, ведение переговоров и т. д.). Данная деятельность отнимает много времени и иногда требует специальной подготовки. Если организация включает большое число членов, то нужны дополнительные усилия по их координации. Постепенно формируется управленческий аппарат, который занимается обеспечением жизнедеятельности организации, собирает взносы, ведет переписку и проч.

Партийные функционеры концентрируют в своих руках инфраструктуру организации, органы печати и финансовые средства. Если внутри организации возникает оппозиция, то все эти рычаги могут быть направлены против ревизионистов. Со временем, когда финансовое положение и статус лидеров становятся стабильными, меняется и их психология. Они уже стремятся не столько к выполнению программных установок своей партии, сколько к сохранению собственной стабильности. В этом, по Михелсу, заключается "железный закон олигархии". Замените в нарисованной Михелсом картине некоторые переменные: вместо профсоюза или партячейки поместите группу соседних деревень, вместо взносов – подарки и дань, а вместо парторга вождя – и вы получите типичную картину перерастания вождества в раннее государство. Трудно отделаться от еще одной навязчивой ассоциации – ну чем не "новый политогенез" в постсоветской России и других государствах СНГ.

Возможно, кому-то вышеизложенное может показаться чересчур метафоричным. Однако здесь есть над чем поразмыслить. Настолько ли сильно отличаются механизмы формирования структур власти в архаических и современных обществах? Политическая антропология помогает понять, что современная политика своими корнями уходит в прошлое, а определенные формы социальности можно проследить в сообществах высших животных. Политическая антропология также имеет большое значение для понимания политических процессов в современных обществах, которые находятся на пути построения демократической системы правления. Недоучет того, что характер институтов власти и политических процессов в данных обществах имеет во многом "традиционный" (в терминологии Макса Вебера) характер, прямое, некритическое заимствование западных либеральных ценностей может привести к противоположным и непредсказуемым результатам. Многопартийность может вылиться в формирование партийных структур на родоплеменной или конфессиональной основе, а затем привести к крупномасштабным межэтническим или религиозным конфликтам. Разделение властей может привести к хаосу и беспорядкам (так как для традиционных обществ, по сути, не характерен принцип разделения властей), а затем и к установлению открытой военной хунты и т. д.

В западной социальной науке политическая антропология занимает важное место. В нашей стране политантропология как самостоятельная дисциплина – достаточно новое направление. В советское время предмет ее исследования фактически находился под запретом, поскольку на изучение теории власти был наложен неофициальный мораторий. Единственное исключение – книга Л.Е. Куббеля "Очерки потестарно-политической этнографии" (1988), в которой автор – известный отечественный африканист – главное внимание уделил эволюции архаических и колониальных обществ (необходимо помнить, что западное название науки "антропология" во многом синонимично отечественному термину "этнография"). Эта работа оказала большое влияние на целое поколение исследователей. Но с момента выхода монографии прошло более десяти лет, она давно стала библиографической редкостью, а ряд ее положений должен быть пересмотрен в свете данных современной науки.

Только в годы "расцвета" перестройки, и особенно после 1991 г., стало возможным говорить прямым текстом о предмете и целях политической антропологии в полном объеме, о многочисленных примерах архаических и традиционных элементов власти в политической культуре СССР и постсоветских стран СНГ. Данная дисциплина включена в стандарты для преподавания политологам и социологам, ее стали осваивать будущие профессиональные социоантропологи. Но книг по политантропологической тематике по-прежнему немного. Практически нет учебников и пособий для студентов вузов. Именно это обстоятельство побудило меня взяться за написание данной работы. Однако выяснилось, что избранная тема настолько обширна, что я оказался не в состоянии охватить ее полностью.

В ряде случаев пришлось касаться проблем иных наук. Но это участь большинства учебных пособий. Авторы подобных изданий вынуждены вторгаться в область смежных дисциплин, где их компетенция недостаточно полна. За все возможные ошибки и неточности ответственность лежит только на мне.

Предлагаемая книга написана в первую очередь для тех, кто недостаточно хорошо знаком с предметом и проблематикой политической антропологии. Пытливым студентам, которые не удовлетворяются материалом учебника, приготовлен маленький сюрприз – расширенный список литературы. В списке этом по причине нехватки места упоминаются далеко не все работы. Однако все они имеют отношение к политической антропологии. Кроме этого, по смежным вопросам ссылки на дополнительные публикации я давал прямо в тексте, стараясь по возможности учесть всю наиболее важную литературу.

В основу учебного пособия положены лекционные курсы, прочитанные в течение 1995-2000 гг. Публикация этой работы стала возможной благодаря гранту ФЦП "Интеграция" (М422-06), а также некоторым моим собственным исследованиям, выполненным при поддержке ряда научных фондов: РГНФ (97-01-00533), Фонда Сороса (1998, № HAG803), МОНФ (1998, № 224). Хотелось бы высказать признательность за ценные советы и пожелания О.Ю. Артемову, Д.М. Бондаренко, Л.С. Васильеву, Х.Дж.М. Классену, А.В. Коротаеву, Л. Крэдеру, В.А. Лыншу, Ю.В. Павленко, В.А. Попову, А.И. Фурсову, А.М. Хазанову.

У нас безотказное оружие – базисная теория феодализма,

разработанная в тиши кабинетов и лабораторий, на пыльных

раскопах, в солидных дискуссиях. Жаль только, что дон Рэба

понятия не имеет об этой теории .

Предисловие

Антропологические теории политогенеза развивались в известной степени независимо от теории политической науки, хотя любой антрополог, знакомый с работами современных политологов, может найти очень много общего в механизмах формирования архаических и современных политических институтов. Если взять, например, широко известные труды Роберта Михелса, посвященные социал-демократическим партиям Западной Европы XX века, то при внимательном чтении все больше и больше склоняешься к мысли, что со времен первых вождеств-номов Шумера и Египта мало что изменилось в социальной практике людей. Михелс показывает, что любая политическая партия или профсоюзная организация сталкивается в своей деятельности с различными проблемами (организация политических кампаний и выборов, печатная деятельность, ведение переговоров и т. д.). Данная деятельность отнимает много времени и иногда требует специальной подготовки. Если организация включает большое число членов, то нужны дополнительные усилия по их координации. Постепенно формируется управленческий аппарат, который занимается обеспечением жизнедеятельности организации, собирает взносы, ведет переписку и проч. Партийные функционеры концентрируют в своих руках инфраструктуру организации, органы печати и финансовые средства. Если внутри организации возникает оппозиция, то все эти рычаги могут быть направлены против ревизионистов. Со временем, когда финансовое положение и статус лидеров становятся стабильными, меняется и их психология. Они уже стремятся не столько к выполнению программных установок своей партии, сколько к сохранению собственной стабильности. В этом, по Михелсу, заключается "железный закон олигархии". Замените в нарисованной Михелсом картине некоторые переменные: вместо профсоюза или партячейки поместите группу соседних деревень, вместо взносов - подарки и дань, а вместо парторга вождя - и вы получите типичную картину перерастания вождества в раннее государство. Трудно отделаться от еще одной навязчивой ассоциации - ну чем не "новый политогенез" в постсоветской России и других государствах СНГ. (3) Возможно, кому-то вышеизложенное может показаться чересчур метафоричным. Однако здесь есть над чем поразмыслить. Настолько ли сильно отличаются механизмы формирования структур власти в архаических и современных обществах? Политическая антропология помогает понять, что современная политика своими корнями уходит в прошлое, а определенные формы социальности можно проследить в сообществах высших животных. Политическая антропология также имеет большое значение для понимания политических процессов в современных обществах, которые находятся на пути построения демократической системы правления. Недоучет того, что характер институтов власти и политических процессов в данных обществах имеет во многом "традиционный" (в терминологии Макса Вебера) характер, прямое, некритическое заимствование западных либеральных ценностей может привести к противоположным и непредсказуемым результатам. Многопартийность может вылиться в формирование партийных структур на родоплеменной или конфессиональной основе, а затем привести к крупномасштабным межэтническим или религиозным конфликтам. Разделение властей может привести к хаосу и беспорядкам (так как для традиционных обществ, по сути, не характерен принцип разделения властей), а затем и к установлению открытой военной хунты и т. д. В западной социальной науке политическая антропология занимает важное место. В нашей стране политантропология как самостоятельная дисциплина - достаточно новое направление. В советское время предмет ее исследования фактически находился под запретом, поскольку на изучение теории власти был наложен неофициальный мораторий. Единственное исключение - книга Л.Е. Куббеля "Очерки потестарно-политической этнографии" (1988), в которой автор - известный отечественный африканист - главное внимание уделил эволюции архаических и колониальных обществ (необходимо помнить, что западное название науки "антропология" во многом синонимично отечественному термину "этнография"). Эта работа оказала большое влияние на целое поколение исследователей. Но с момента выхода монографии прошло более десяти лет, она давно стала библиографической редкостью, а ряд ее положений должен быть пересмотрен в свете данных современной науки. Только в годы "расцвета" перестройки, и особенно после 1991 г., стало возможным говорить прямым текстом о предмете и целях политической антропологии в полном объеме, о многочисленных примерах архаических и традиционных элементов власти в политической культуре СССР и постсоветских стран СНГ. Данная дисциплина включена в стандарты для преподавания политологам и социологам, ее стали осваивать будущие профессиональные социоантропологи. Но книг по политантропологической тематике по-прежнему немного. Практически нет учебников и пособий для студентов вузов. Именно это обстоятельство побудило меня взяться за написание данной работы. Однако выяснилось, что избранная тема настолько обширна, что я оказался не в состоянии охватить ее полностью. (4) В ряде случаев пришлось касаться проблем иных наук. Но это участь большинства учебных пособий. Авторы подобных изданий вынуждены вторгаться в область смежных дисциплин, где их компетенция недостаточно полна. За все возможные ошибки и неточности ответственность лежит только на мне. Предлагаемая книга написана в первую очередь для тех, кто недостаточно хорошо знаком с предметом и проблематикой политической антропологии. Пытливым студентам, которые не удовлетворяются материалом учебника, приготовлен маленький сюрприз - расширенный список литературы. В списке этом по причине нехватки места упоминаются далеко не все работы. Однако все они имеют отношение к политической антропологии. Кроме этого, по смежным вопросам ссылки на дополнительные публикации я давал прямо в тексте, стараясь по возможности учесть всю наиболее важную литературу. В основу учебного пособия положены лекционные курсы, прочитанные в течение 1995-2000 гг. Публикация этой работы стала возможной благодаря гранту ФЦП "Интеграция" (М422-06), а также некоторым моим собственным исследованиям, выполненным при поддержке ряда научных фондов: РГНФ (97-01-00533), Фонда Сороса (1998, № HAG803), МОНФ (1998, № 224). Хотелось бы высказать признательность за ценные советы и пожелания О.Ю. Артемову, Д.М. Бондаренко, Л.С. Васильеву, Х.Дж.М. Классену, А.В. Коротаеву, Л. Крэдеру, В.А. Лыншу, Ю.В. Павленко, В.А. Попову, А.И. Фурсову, А.М. Хазанову.

У нас безотказное оружие - базисная теория феодализма,
разработанная в тиши кабинетов и лабораторий, на пыльных
раскопах, в солидных дискуссиях. Жаль только, что дон Рэба
понятия не имеет об этой теории 1 .

Глава 1

^ ПРЕДМЕТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ

1. Что такое антропология?

Политическая антропология сложилась как одно из ответвлений антропологической науки. В самом широком смысле антропология (от греч . антропос - человек) - это совокупность научных знаний о природе человека и его деятельности. Иногда в современной отечественной литературе встречаются высказывания, что антропология, главным образом социальная и культурная антропология, - молодая наука, находящаяся на этапе своего становления. Однако это далеко не так. Первая кафедра социальной антропологии была создана еще в 1908 г. при Ливерпульском университете Дж. Фрэзером, хотя реально данная дисциплина сформировалась еще в XIX в. В настоящее время антропология представляет собой целый комплекс наук о человеке и его деятельности. Только в США антропология преподается более чем в 400 высших учебных заведениях, которые ежегодно выпускают 9000 бакалавров. Около 11 000 антропологов состоят членами Американской антропологической ассоциации, более 400 человек ежегодно получают ученую степень доктора философии (PhD) по антропологическим специальностям. Раз в пять лет проводятся международные конгрессы антропологических и этнографических наук, на которые съезжаются ученые со всего мира. Интеллектуальным предшественником современной антропологии был философский антропологизм мыслителей ХVIII-ХIX вв., согласно которому, только исходя из человеческой сущности, можно разработать систему представлений о природе, обществе, познании (Л. Фейербах, М. Шелер, Ф. Ницше, Н. Чернышевский и др.). Однако уже изначально антропология мыслилась шире, чем просто философское осмысление проблем человеческой сущности. Помимо философской антропологии в ее состав включались и другие дисциплины и концепции. Со второй половины XIX в. понимание антропологии изменилось. (6) Накопление научной информации неизбежно вело к дифференциации гуманитарного знания. Постепенно выделились в самостоятельные науки политическая экономия, социология, психология, история, филология и т. д. В этот же период сформировалась и антропология (в XIX в. ее нередко называли этнологией) - дисциплина, изучающая народы, находящиеся вовне цивилизованного мира. По причине ограниченности источников по истории бесписьменных архаических народов, а также в силу особенностей исследовательской работы в данных культурах, когда антрополог должен был в одинаковой степени иметь высокую подготовку в самых различных областях науки, такие дисциплины, как в первую очередь физическая антропология (или естественная история человека), этнография, археология, не могли существовать одна без другой. Это привело не столько к их дифференциации (хотя в некоторых странах, в том числе и у нас, они до сих пор считаются самостоятельными науками), сколько к интеграции их в единый междисциплинарный комплекс. В то же время постепенно философско-антропологическая проблематика оказалась выведенной за рамки собственно антропологии. В настоящее время антропологическую науку, как правило, подразделяют на две большие части: физическую и культурную (или иначе социальную ) антропологию. Первая изучает физическое строение человеческого тела и антропогенез (т. е. проблему происхождения человека). Вторая представляет собой комплекс самостоятельных дисциплин (археология, лингвистика, фольклористика, этнография и, наконец, собственно культурная или социальная антропология), рассматривающих в целостности культуру того или иного народа.

В самом широком смысле культурная антропология изучает хозяйственный быт, социальные системы, обычаи и идеологические представления архаических народов. Нередко понятия "культурная" и "социальная" антропология рассматривают как синонимы (первый термин используется в основном в США, второй - в странах Западной Европы, особенно в Великобритании). Однако между ними есть некоторая разница. Если британские антропологи рассматривают культуру как составную часть человеческого общества, то их заокеанские коллеги вслед за Л. Уайтом полагают, что социальность присуща не только людям, но и высшим животным. "Именно культура, а не общество выступает в качестве отличительной особенности человека, научное исследование этой особенности должно быть названо скорее культурологией, а не социологией" (White 1949: 116). Исторически сложилось так, что антропологи по преимуществу занимались изучением и реконструкцией образа жизни бесписьменных ("доисторических") народов. В то же время антропология не прервала связи с другими общественными науками. Не случайно многие исследователи определяли социальную антропологию как "отрасль социологии, изучающей примитивные общества". Однако в 50-60-е годы XX в. в антропологии (7) наметилась естественная тенденция к некоторому сужению объекта исследований: с накоплением знаний ученые стали переходить к более углубленному изучению отдельных аспектов культуры - технологии, социальной организации, семейно-брачным отношениям, верованиям и проч. Концентрируя свои усилия на отдельном направлении, некоторые из антропологов пришли к осознанию актуальности расширения временных рамок своих исследований, а также к необходимости более тесной кооперации с другими науками - экономикой, демографией, социологией и проч. Все это привело к появлению ряда новых интересных субдисциплин культурной антропологии, таких как экономическая и юридическая антропология, дополняющие классическую политическую экономию, а также историю государства и права, наконец, сформировалась особая, пограничная с политическими науками, дисциплина - политическая антропология. В отечественной литературе исследования исторических структур власти осуществлялись в рамках комплекса исторических наук (собственно истории, археологии и этнографии). Для марксистской науки термин "политическая антропология" был неприемлем в силу двух причин. Во-первых, в силу того, что в отечественной науке "социальную антропологию" традиционно было принято считать не самостоятельной наукой, а одной из исторических наук и именовать "этнографией" (антропологами у нас называли только тех, кто занимался физической антропологией ). Во-вторых, потому, что согласно марксистской теории политика существует только в классовом обществе, тогда как отношения в первобытном обществе не могут считаться политическими. Следовательно, для обозначения последних необходим совершенно иной термин. В 1970-е годы отечественными этнографами было предложено именовать отношения в первобытном обществе потестарными (от лат . potestas - власть), хотя введение такого термина нельзя признать особенно удачным. Ведь отношения власти существуют не только в первобытности, а во всех стадиальных типах общества. В 1979 г. Л.Е. Куббель предложил называть политическую антропологию термином "потестарно-политическая этнография", а спустя десять лет им была написана первая (и пока, в сущности, единственная обобщающая) книга на русском языке на данную тему (Куббель 1979; 1988). Несмотря на официальное игнорирование, термин "политическая антропология" тем не менее постепенно вошел в лексикон отечественных исследователей. С середины 1980-х годов он все чаще и чаще стал встречаться в работах этнографов-антропологов и востоковедов. В настоящее время "политическая антропология" официально вошла в перечень научных дисциплин в высших учебных заведениях, она читается студентам антропологических, социологических и политологических специальностей. Студенты-историки изучают аналогичные проблемы в программе курсов "История первобытного общества", "История древнего мира" и "Этнография".

(8) 2. Политическая антропология. Понятие политической антропологии

Поскольку антропологи занимались в основном изучением неевропейских цивилизаций и культур, предметом изучения политической антропологии стали механизмы и институты власти и социального контроля преимущественно в доиндустриальных и посттрадиционных обществах. С этим согласны большинство специалистов. Так, Ж. Баландье полагает, что в задачи политической антропологии входит сравнительное изучение политической организации первобытных и архаических обществ (Balandier 1967: 6-9). С ним перекликается Л.Е. Куббель, по которому предметом потестарно-политической этнографии являются отношения власти и управления обществом преимущественно в доиндустриальные эпохи (Куббель 1979; 1988). Схожие определения политической антропологии даются в большинстве западных специальных словарей, энциклопедий и справочников по социокультурной антропологии и политологии. В одном из подобных изданий, воспроизведенных в журнале "Политические исследования" (1993, №1), дано следующее определение: Политическая антропология - изучение институтов управления и соответствующей практики у этнических сообществ, в особенности в примитивных обществах и в обществах с племенным строем. Политическая антропология выясняет связь политического поведения с более широкой групповой культурой и исследует то, какими путями происходит развитие политических институтов и практики.

М. Абеле несколько расширяет предмет политической антропологии. Он считает, что в ее задачи входит "изучение властных процессов и систем, пронизывающих наши структуры, и способов, в которых проявляются корни и формы политического действия в наших обществах" (Абеле 1998: 30). В.В. Бочаров пытается объединить обе точки зрения. По его мнению, первоначально политическая антропология изучала системы властно-управленческих отношений в традиционных обществах. В настоящее же время она должна стать прикладной наукой, направленной на оптимизацию принимаемых в процессе управленческой деятельности решений в условиях, когда в качестве управляемых выступают полиэтничные субъекты, политическая культура которых густо замешана на традиционном субстрате (Бочаров 1998: 141). (9) В итоге, можно определить предмет изучения данной дисциплины как совокупность институтов контроля и власти в доиндустриалъных обществах: структура данных институтов и их сравнительная типология, анализ причин и факторов преобразования одних форм в другие, проблема адаптации, инкорпорации и трансформации традиционных механизмов контроля в современных политических институтах. Исходя из этого, политическую антропологию можно дефинировать как антропологическую дисциплину, изучающую народы мира с целью выявления особенностей политической организации в исторической динамике .

Крадин H., Скрынникова Т. Империя Чингис-хана

Введение 3
Глава первая.
Сущность проблематики: кочевники и теории истории 12
1. Ранние теории: «бич божий» 12
2. Стадиализм: между первобытностью и феодализмом 19
3. Неоэволюционизм: между вождеством и государством 26
4. Цивилизационная альтернатива: кочевники как цивилизация 38
5. Кочевая альтернатива социальной эволюции 46
6. Роль кочевников в мир-системных процессах 55
Глава вторая.
Мир монгольских кочевников в XII в 68
1. Экология степного номадизма 68
1. Социальная организация 80
3. Хамаг Монгол улус 103
4. Предпосылки создания империи 112
Глава третья.
Иерархия идентичностей у средневековых монголов 129
I. Две Монголии 132
1. Монголы северо-востока 136
2. Великий Монгольский улус 140
3. Монголо-татары 148
4. Мы/наши 152
II. Монголы 157
1. Нирун/дарлекин 159
2. Киян/Нукуз 164
Киян/кият 165
Нукуз/чино 167
3. Монголы-тайджиуты 169
Отношения союза 169
Отношения соперничества 172
4. Кият-борджигин 180
Кият 181
Семантика имен первопредков 185
Бортэ 186
Гоа 187
Монголы 187
Волки—собаки 190
Медведи-волки 192
Глава четвертая.
Социально-политическая практика Монгольской империи 215
1. Богол в социальной стратификации Монгольского улуса 215
Рабы — важная составная часть социальной структуры
кочевого общества 216
Богол — маркер групповой социальной стратификации 225
2. Система крыльев в структуре верховной власти
Монгольского улуса 252
3. Значение термина qaracu в средневековой Монголии 263
4. Термины внешнеполитической практики Монгольского улуса 270
Глава пятая.
Власть и харизма у средневековых монголов 281
1. Антропология традиционной власти 281
2. Харизма монгольских ханов 295
3. Между трайбализмом и иерархией 320
Глава шестая.
Традиционные механизмы регулирования в Монгольском улусе 341
1. Статусы старшего, младшего и хагана в системе
властных отношений 343
2. Место старшего в клановой иерархии 345
3. Значение младшего в ритуальном и профанном поле культуры 355
4. Старший-младший: отношения власти 371
5. Взаимоотношения с хаганом 374
6. Значение хурилтая в управлении Монгольским улусом 380
7. Формы права и судопроизводство 394
Глава седьмая.
От степной державы к мир-системе 418
1. Военная машина 418
2. Города на колесах 430
3. Налоговая система 443
4. Аппарат управления 455
5. Мир-система XIII столетия 472
Заключение 490
509
Summary 545

Крадин H.H., Скрынникова Т.Д.
К78 Империя Чингис-хана / H.H. Крадин, Т.Д. Скрынникова. — М. :
Вост. лит., 2006. — 557 с, — ISBN 5-02-018521-3 (в пер.)
В книге рассказывается о том, как небольшой и мало кому известный на-
род— монголы, возглавленные Чингис-ханом, за короткий срок создали могу-
щественную державу, сокрушившую несколько цивилизаций средневековья.
Феномен Чингис-хана рассмотрен в монографии на базе новейших теорети-
ческих открытий в области социокультурной и политической антропологии.
Авторы по-новому интерпретируют основные события монгольской истории,
проводят системный анализ собственно монгольского общества XII-XIII вв.,
его социальной структуры и общественной организации, выявляют геополити-
ческие, социально-экономические, культурные предпосылки образования импе-
рии, характер ее отношений с земледельческим миром.

Введение

На протяжении уже многих столетий личность
Чингис-хана приковывает к себе внимание представителей самых раз-
нообразных профессий и видов деятельности — от писателей и уче-
ных до всякого рода предсказателей и шаманов. Ореол таинственности
и магия имени этого человека настолько велики, что столь авторитет-
ное издание, как «Washington Post», в декабре 1995 г. признало Чин-
гис-хана Человеком минувшего тысячелетия. Еще более подогрело
внимание к нему проскользнувшее несколько лет назад в различных
средствах массовой информации сообщение о каком-то особом мон-
гольском гене, который присутствует у представителей чуть ли не
большинства народов азиатской части Старого Света. Более полная
информация на этот счет была опубликована в мартовском номере за
2003 г. «American Journal of Human Genetics». Наконец, в 2006 г. испол-
няется 800 лет со времени создания Монгольской империи. Было бы
наивно полагать, что это событие не будет встречено всплеском инте-
реса к личности основателя кочевой империи монголов, к его деяниям
и оценке его влияния на мировую историю.
Под эгидой Института монголоведения, буддологии и тибетологии
СО РАН была разработана программа, в рамках которой проведено
несколько конференций и изданы два выпуска из серии «Монгольская
империя и кочевой мир», ряд других работ. В данной монографии сде-
лана попытка обобщить накопленный к настоящему времени эмпири-
ческий материал и осмыслить его с точки зрения современной методо-
логии исторической и антропологической науки.
Цель исследования — реконструировать систему этносоциальных
и потестарно-политических отношений Империи Чингис-хана. Эта цель
конкретизируется постановкой следующих задач:
— рассмотреть предпосылки возникновения Монгольской импе-
рии;
— проанализировать экономическую и социальную структуру об-
щества, а также механизмы внутри- и межгруппового господства;
— выявить уровни этносоциальной организации и их идентифика-
ционные практики;
— исследовать традиционные механизмы управления;
— реконструировать представления о власти, способы политиче-
ского доминирования, типы наследования власти;
— охарактеризовать особенности средневековой монгольской по-
литической и правовой культуры;
— определить роль и место Монгольской империи в мир-систем-
ных процессах XIII в.;
— показать особенности средневекового монгольского общества на
фоне общих закономерностей социальной эволюции архаических об-
разований.
Для более полной характеристики монгольского общества периода
Империи Чингис-хана авторам приходилось раздвигать временные
границы и обращаться к годам, предшествующим его интронизации,
а также ко времени царствования детей и внуков основателя империи.
История Монгольской державы отличается от хроник более ранних
кочевых империй наличием достаточно большого количества источ-
ников на монгольском, китайском, арабском, персидском, латинском,
французском, итальянском, русском и других языках. Перечень источ-
ников по ранней истории монголов и жизни Чингис-хана гораздо ко-
роче и, по всей видимости, уже не будет пополняться. Несомненно,
важнейшими из летописей являются три династийные хроники Мон-
гольской империи, написанные соответственно на старомонгольском,
китайском и персидском языках.
Первым и важнейшим из источников является анонимная летопись
«Монголын нууц тевчве» (кит. «Юань чао би ши»), В большинстве
переводов на европейские языки это название звучит как «Тайная ис-
тория монголов». В русском языке существует традиция использовать
поэтическое название, предложенное переводчиком С.А.Козиным, —
«Сокровенное сказание». В нашей работе мы будем следовать этой
традиции, хотя прекрасно осознаем как ее условность, так и неточ-
ность образного перевода. Несомненно, «Сокровенное сказание» —
уникальный памятник, который не только последовательно описывает
этапы возвышения Чингис-хана и его соратников, но и содержит мно-
гочисленные сюжеты из их повседневной жизни, некоторые эпизоды
биографии Темучжина, которые обычно не включаются в официаль-
ные династические хроники.
В «Юань ши» («История династии Юань») (107 цз.) упоминается
интересная информация о золотом сундуке из императорских книго-
хранилищ, в котором хранились секретные рукописи родословной
правящей династии. Возможно, в число этих рукописей входила и
«Юань чао би ши». Рашид-ад-дин также упоминает, что в сокровищ-
нице ильхана хранилась официальная хроника жизни монгольских
ханов, собранная из разных фрагментов на монгольском языке. Одна-
ко ни он, ни его помощники не были допущены к этой рукописи [Бар-
тольд 1963:92-93].
История открытия «Юань чао би ши» достаточно подробно пред-
ставлена в научной литературе. Особенно выделяются блестящие
вводные разделы выдающегося отечественного ученого Б.И.Панкра-
това к ее факсимильному изданию, вышедшему в СССР в 1962 г.,
а также выдающегося австралийского монголоведа И. де Рахевилца
к его переводу данной рукописи на английский язык, который был
опубликован издательством «Brill» в 2004 г. Исследованию текста
«Юань чао би ши» был посвящен специальный выпуск альманаха
«Mongolica» [Булаг 1993; Таубе 1993; Цендина 1993; Яхонтова 1993,
и др.]. По этой причине мы не будем подробно останавливаться на
этом вопросе, отметим лишь, что первый (неполный) перевод данного
источника на европейские языки был сделан П.И.Кафаровым во вто-
рой половине XIX в.
На отечественную науку большое влияние оказал перевод «Сокро-
венного сказания» С.А.Козина, который был выполнен незадолго до
начала Второй мировой войны и вышел в 1941 г, С литературной точ-
ки зрения перевод этот, бесспорно, великолепен. При чтении козин-
ского текста ощущается аромат степи, слышатся звуки средневекового
бытия. Однако переводчик не избежал вольных интерпретаций, при-
чем многие неточности касаются социальной жизни средневековых
монголов. Они соответствуют господствовавшей тогда теории «коче-
вого феодализма». Социальные термины, переведенные С.А.Козиным
как термины племенного общества, касаются событий до 1206г.
А применительно к более позднему времени эти же термины перево-
дятся как понятия общества, имеющего государственность и развитую
армейскую структуру. Трудно не согласиться, возможно, с жестким,
но авторитетным мнением Б.И.Панкратова, который считает, что
большой ошибкой С.А.Козина явилось то, что он как для перевода, так
и для издания текста как будто хотел использовать оригинальный ки-
тайский текст, но на самом деле не вполне смог его использовать. Он
пишет: «Работа ценна в своей литературной части, но в исторической
и лингвистической не оправдывает надежд, на нее возлагавшихся»
[Панкратов 1998:88].
В настоящее время существует большое количество изданий и раз-
личных транскрипций оригинала данного памятника, а также несколь-
ко десятков переводов текста на различные языки. Одно только пере-
числение этих изданий займет несколько страниц. Из них, несомнен-
но, выделяется последний перевод И. де Рахевилца, выполненный
в 2004 г. и снабженный подробнейшими комментариями.
Датировка «Сокровенного сказания» достаточно спорна. Поскольку
в последнем параграфе источника сказано, что текст был написан в
год Мыши, считается, что это мог быть соответственно 1228, 1240 или
1252 г. Большинство исследователей склоняются к 1240 г. Кроме того,
многие согласны с тем, что в летописи имеется несколько пластов
и, возможно, § 1-268 должны быть датированы 1228 г., а последую-
щие разделы более поздними . Имеется также мнение,
основанное на тексте § 255, где содержится скрытый намек на воз-
можность легитимного отстранения потомков Угэдэя от трона, что
окончательный текст должен быть датирован временем прихода Мун-
кэ к власти, т.е. не ранее 1252 г. . Или другая
точка зрения, в соответствии с которой окончательная версия должна
быть датирована двенадцатью годами позже, т.е. периодом борьбы за
власть между Хубилаем и Арик-Бугой [Легран 1984].
Автор «Сокровенного сказания» также неизвестен. По одной вер-
сии, им был уйгур Та-та-тун, который по приказу Чингис-хана обучил
некоторых представителей монгольской элиты уйгурскому алфавиту
[Мэн-да бэй-лу 1975: 52, 53]. По другой версии, это один из ближай-
ших сподвижников монгольского хана, татарин Шиги-Хутуху, кото-
рому, согласно «Сокровенному сказанию», были поручены верховные
судейские функции, возможно предполагавшие создание основ пись-
менного делопроизводства. По третьей версии, это был кереит (или
уйгур?) Чинкай (Хингай, Чжэнь-хай), который был одним из наиболее
приближенных лиц при Угэдэе и Гуюке. Согласно четвертой версии,
автором произведения был аноним, принадлежавший к одной из поли-
тических фракций монгольской ставки .
Второй основной источник — официальная история монгольской
династии Юань — «Юань ши». Она была создана почти сразу после
падения династии по приказу первого императора династии Мин —
Тай-цзу (Чжу Юань-чжан). Над летописью работал коллектив из
16 ученых во главе с Сун Лянем и Ван Вэем. Она была завершена
в рекордно короткий срок — за шесть месяцев, с марта по сентябрь
1369 г. Несколько позднее, в течение весны-лета 1370г., в рукопись
были включены материалы о правлении последнего императора дина-
стии Юань — Шунь-ди,
«Юань ши» состоит из четырех частей и 210 цчюаней (глав). Первая
часть, «Бэнь-цзи» («Основные анналы»), включает цз. 1-47, где содер-
жатся биографии всех 13 императоров династии. Вторая часть, «Чжи»
(«Описания»), состоит из цз. 48-105. В ней излагаются различные ас-
пекты истории империи — административно-политическое устройство
и географическое описание, характеристика военных и бюрократиче-
ских институтов, торговля, налогообложение, законодательство и т.д.
Третья часть, «Бяо» («Генеалогические таблицы»), состоит из цз, 106-
113. В ней приведены генеалогические таблицы ханоп правящей дина-
стии и представителей высшей аристократии. Четвертая часть, «Ле-
чжуань» («Биографии»), включает цз. 114-210, в которых содержатся
жизнеописания наиболее выдающихся деятелей из числа родственников
хаганов, представителей монгольской элиты, знатных женщин, крупных
военачальников и чиновников из других этнических групп, служителей
культа и придворных евнухов, некоторых опальных лиц.
Огромная работа по исследованию, корректировке, а также допол-
нению «Юань ши» была проделана китайскими историками, начиная с
периода династии Цин (см. подробнее [Мункуев 1965: 177-182]).
Большой вклад в изучение летописи внесли также японские востоко-
веды. Всему монголоведческому сообществу известны имена Сирато-
ри Куракити, Абэ Такэо, Синобу Ивамура и др. Титанический труд
проделал монгольский исследователь Ч.Дэмчигдоржи (Данда). Он еще
в 20-е годы XX в. сделал полный перевод «Юань ши» на монгольский
язык. К сожалению, этот перевод так и не был опубликован [Далай
1983: 24]. Первый перевод начальных глав «Юань ши», посвященных
жизни Чингис-хана и его преемников, на русский язык был выполнен
Н.Я.Бичуриным .
Впоследствии отдельные разделы летописи переводились на раз-
личные европейские языки. Так, П.Рачневский перевел цз. 102, посвя-
щенный юаньскому законодательству . Позднее
Л.Амби опубликовал переводы цз. 107-108 .
Г.Шурманн перевел цз. 93-94 , посвященные экономической политике
юаньского государства, финансовой системе , а Сяо
Цицин ввел в научный оборот цз. 98-99, в которых дано описание во-
енных институтов империи Юань . Имеется оп-
ределенный интерес к переводу биографий важных политических дея-
телей Монгольской империи, начиная с Елюй Чуцая [Мункуев 1965:
185-201; Rachewiltz et al. 1993, и др.].
Необходимо отметить, что в китайских источниках нередко неки-
тайские политические институты и особенно номенклатура управ-
ляющих лиц интерпретированы в китайской терминологии. Сам про-
цесс трансформации трайбалистских структур завоевателей в конфу-
цианские бюрократические механизмы рассматривался как желатель-
ная и в то же время неизбежная эволюция . Следователь-
но, даже факт признания китайскими историками юаньского периода
как части истории Китая не должен затушевывать наличие в админи-
стративной системе империи многих элементов политической культу-
ры номадов .
Для данной книги первостепенную важность имеют цз. 1-2
«Юань ши», в которых изложены биографии Чингис-хана и Угэдэя.
По этой причине в принципиальных для перевода моментах даются
ссылки на оригинальный текст, в других случаях — на известные уже
переводы [Бичурин 1829; 2005; Abramowski 1976; 1979; Храпачевский
2005·. 432-497].
Третий главный источник по истории ранних монголов — трех-
томник «Джами ат-Таварих» («Сборник летописей»), написанный ме-
жду 1309-1311 гг. коллективом под руководством Рашид-ад-дина. Ра-
шид-ад-дин (1247-1318) был визирем Газан-хана, врачом и богосло-
вом. Он получил от своего господина распоряжение подготовить труд
о деяниях Чингис-хана и других монгольских правителей. Источником
послужили записи рассказов современников событий, других знатоков
истории, некоторых крупных политических деятелей [Бартольд 1963:
92-96]. Отчасти этот труд перекликается с другими, однако содержит
очень много уникальной информации о генеалогии и племенной
структуре, наиболее важных событиях политической средневековой
истории, некоторые подробности биографий ряда политических фигур
того времени. Из-за определенного несоответствия некоторых дат
и событий другим источникам исследователи обычно относятся
к «Сборнику летописей» несколько настороженно. С нашей точки зре-
ния, это ценнейший источник по этнической идентичности кочевых
народов Центральной Азии. Содержащаяся в нем богатейшая инфор-
мация еще далеко не исчерпана. Мы пользовались трехтомным рус-
ским переводом, опубликованным в 1946-1960 гг.
Среди других источников, которые относятся к теме нашего иссле-
дования и были нами использованы, следует отметить «Тарих-и джа-
хангушай» («История Завоевателя Мира») Ала-ад-дина Ата-Мелик
Джувейни, написанную в 50-е годы Х111 в. . В источниковедческой литературе отмечается его хва-
лебный тон в отношении завоевателей, наличие некоторых противоре-
чий и фактических ошибок. Однако в целом труд Джувейни считается
важной работой по истории монгольской эпохи, поскольку он хотя
и не был современником походов Чингис-хана, однако мог опираться
на свидетельства очевидцев этих событий [Бартольд 1963: 87-89;
Boyle 1997: xxii-xlvii].
Важное значение имеет также сочинение XIII в. «Шэн-у цзинь-
чжэн лу» («Описание личных походов священновоинственного»), ко-
торое было переведено с монгольского на китайский язык. Содержа-
ние этого источника во многом совпадает с «Юань ши» и «Джами ат-
Таварих» [Кафаров 1877; Pelliot 1951]. Определенная информация
о монгольском обществе в первые десятилетия существования Импе-
рии Чингис-хана содержится также в «Чан-чунь чжэнь-жэнь си-ю
цзи» — путевых записках известного даосского монаха Чан-чуня (Цзю
Чу-цзи) [Кафаров 1866]. В первой половине 20-х годов X11I столетия
он был вызван в ставку Чингис-хана, чтобы посвятить Завоевателя
Мира в таинство бессмертия. Не менее значим для изучения средневе-
ковых монголов трактат южносунского посла Чжао Хунну «Мэн-да
бэй-лу» («Полное описание монголо-татар»), побывавшего в 1221 г.
в ставке Мухали, который в то время командовал монгольским вой-
ском на территории Цзинь. Впервые этот источник был переведен вы-
дающимся российским востоковедом В.П.Васильевым (1859). В на-
стоящее время есть другие варианты перевода данного текста. Из них
особенно следует выделить высококачественный перевод Н.Ц.Мун-
куева с тщательными комментариями и параллельной публикацией
оригинального текста [Мэн-да бэй-лу 1975].
Еще один интересный памятник того же времени, «Хэй-да ши-люэ»
(«Краткие сведения о черных татарах»)— записки двух китайских
южносунских дипломатов Пэн Дая и Сюй Тина, совершивших поездки
ко двору Угэдэй-хагана соответственно в 1233 и 1235-1236 гг. [Пэн
Дая, Сюй Тин 1960]. Такую же значимость имеют знаменитые записки
европейских путешественников, побывавших при дворе монгольских
ханов: папского посланника Плано Карпини (Джиованни дель Пьяно-
Карпине), побывавшего в 1246 г. при дворе Гуюка; посланника фран-
цузского короля Гильома Рубрука, посетившего двор хагана Мункэ;
венецианского торговца Марко Поло, который в течение 1270-1290 гг.
находился в Китае и бывал при дворе Хубилая. История изучения этих
текстов и их переводов настолько обширна, что на эту тему можно
написать отдельную книгу. Мы использовали переводы А.И.Малеина
[Плано Карпини 1957; Рубрук 1957] и И.П.Минаева [Книга Марко По-
ло!956]. Недавно на русский язык были переведены записки польско-
го монаха-францисканца Бенедикта, сопутника Плано Карпини [де
Бридиа 2002: 99-126].
Наверное, не будет ошибкой утверждать, что наиболее важные ра-
боты в области монголоведения публикуются не более чем на десяти
языках — монгольском, китайском, нескольких европейских, русском
и японском. По мере возможности мы старались привлечь всю дос-
тупную литературу, но книг и статей по теме нашего исследования
настолько много, что охватить все невозможно. Невольно приходят на
ум строки одного из самых эрудированных историков нашего време-
ни, А.Тойнби: «Как стремящийся к святости все более и более убежда-
ется в собственной греховности по мере духовного прозрения, так
к стремящийся к всеведению все яснее видит собственное невежество
по мере накопления знаний» [Тойнби 1991: 630]. Сказанное ни в коей
мере не может служить оправданием, но если в книге не учтены какие-
либо важные работы, то сделано это без умысла.
Авторы отказались от критического очерка по источниковедческой
базе, поскольку в тексте монографии мы неоднократно обращаемся к
этим вопросам. Отсутствие в книге историографического очерка объ-
ясняется той же причиной — наличием громадного количества книг и
статей на эту тему. К счастью, имеется ряд обширных историографи-
ческих исследований, в которых достаточно подробно суммированы
основные достижения монголоведения .
Для нас, к сожалению, оказалась практически недоступной много-
численная литература на китайском и японском языках. В век бурного
прогресса и все более узкой специализации отдельных направлений
науки все труднее удерживать в поле зрения многочисленные работы
авторов разных стран. Однако даже по некоторым публикациям ки-
тайских и японских ученых на европейских языках можно узнать, как
много важных открытий было сделано ими. Отчасти достижения япон-
ских ученых в области монголоведения систематизированы в корот-
ком обзоре Тори Сагучи и в двух интересных кни-
гах о Монгольской империи Н.Сираиси . Довольно
полный обзор китайских исследований в области монгольского сред-
невекового общества последних десятилетий был сделан Чжун Фаном
.
Характеристика средневекового монгольского общества уже давно
является предметом споров и разногласий среди кочевниковедов раз-
личных научных школ. Не останавливаясь подробно на истории и ходе
дискуссии, ограничимся констатацией того факта, что в настоящее
время существуют две противоположные точки зрения на уровень
сложности общества средневековых монголов. Одни авторы отрицают
государственный характер монгольского социума периода Чингис-
хана, другие полагают, что монгольскому обществу того времени уда-
лось преодолеть барьер государственности и цивилизации (хроноло-
гические рамки данных кардинальных изменений достаточно размы-
ты — от времени Хамаг Монгол улуса до Империи Чингис-хана). При
этом часть сторонников второй точки зрения определяют это государ-
ство как феодальное, другие не акцентируют вопрос на природе сло-
жившегося общества, третьи вместо государства и феодализма пред-
почитают говорить о цивилизации. Все это свидетельствует о сложно-
сти и неоднозначности интерпретации рассматриваемых вопросов
и о том, что более глубокое осмысление средневекового монгольского
общества предполагает более широкий аспект изучаемой проблемы —
обращение к выводам дискуссии о природе кочевых обществ, а также
к общим вопросам теории и методологии исторической и антрополо-
гической науки.
Введение и Заключение написаны авторами совместно. Главы пер-
вая и вторая (основная часть), пятая (первый и последний разделы)
и седьмая написаны Н.Н.Крадиным. Главы третья, четвертая, шестая,
а также раздел «Социальная организация» в главе второй и раздел
«Харизма монгольских ханов» в главе пятой написаны Т.Д.Скрынниковой.
Авторы выражают глубокую признательность за поддержку и
неоценимую помощь ответственному редактору чл.-кор. РАН Б.В.База-
рову, а также благодарны всем коллегам и друзьям, без которых эта
книга не была бы издана. Благодарим Б.З.Нанзатова за предоставленные
карты расселения народов, подготовленные им по «Сборнику летописей».
Книга была подготовлена в рамках исследовательского проекта
РФФИ (02-06-80379).

Крадин H.H., 2006
Скрынникова Т.Д., 2006
Редакционно-издательское оформление.
Издательская фирма
ISBN 5-02-018521-3 «Восточная литература» РАН, 2006

Ответственный редактор член-корреспондент РАН Б. В. Базаров
Редактор издательства Л.А. Рощина

Москва
Издательская фирма «Восточная литература» РАН
2006

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Сибирское отделение
Институт монголоведения, буддологии и тибетологии
Дальневосточное отделение
Институт истории, археологии и этнографии